|
Главная страница > Переводы
Станислав Игнацы Виткевич. Безумец и монахиня, или нет худа без того, чтоб еще хуже не стало.
Короткая пьеса в трех актах и четырех картинах. 1923.
Перевод с польского Л. Чернышевой для Русского драматического театра Беларуси. Минск, 1988
Посвящается всем безумцам мира
(включая другие планеты нашей системы,
а также планеты других систем Млечного пути
и других созвездий)
и Яну Мечиславскому
ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА:
Мечислав Вальпург
Сестра Анна
Сестра Барбара
Доктор Ян Бурдыгель
Доктор Эфраим Грюн
Профессор Валльдорф
Альфред
Пафнутий
АКТ ПЕРВЫЙ
На сцене камера для буйнопомешанных. Налево в углу топчан. Над топчаном надпись: «Dementia praecox»*, № 20, Прямо - окно, оно состоит из двадцати пяти маленьких толстых стекол, разделенных металлическими рамками, У окна стол. Один стул. Направо дверь со скрипучим засовом. На топчане завязанный в смирительную рубашку спит МЕЧИСЛАВ ВАЛЬПУРГ. Под потолком горит тусклая лампа. БУРДЫГЕЛЪ вводит СЕСТРУ АННУ.
___________
* Раннее слабоумие (лат./
БУРДЫГЕЛЬ. Вот наш пациент. Сейчас он спит после большой дозы хлорала и морфия. Постепенное отравление неизлечимых — это наше тайное правило. Возможно, однако, что Грюн прав. Я не из тех твердолобых психиатров, которые уже не в состоянии принять ничего нового. Я согласен на эксперимент, тем более что не только я, но и профессор Валльдорф исчерпал все средства. Если вы, сестра, распутаете - в чем сильно сомневаюсь – его, как говорят психиатры, "комплекс", если вы, сестра, доберетесь при помощи своей женской интуиции до этой темной точки в его душе, до этого забытого события, так называемого "психического надлома", то я толькоо порадуюсь триумфу Грюна. Что касается психоанализа, то я признаю его методы исследования, но не верю в его терапевтическую ценность. Он годится для тех, кто может всю жизнь посвятить лечению. Вот стул. (Подает ей стул).
СЕСТРА АННА. Хорошо, господин доктор, но что именно я должна делать? Как к этому подступиться. Я забыла спросить, что здесь самое главное.
БУРДЫГЕЬ. Сестра, не старайтесь делать что-либо особенное. Ведите себя совершенно свободно, полагаясь на свою непосредственную интуицию, так, как вам подскажет голос совести. Только ни в коем случае не исполняйте его желаний. Вы понимаете, сестра?
СЕСТРА АННА. Господин доктор, позвольте вам заметить, что вы говорите с духовной особой.
БУРДЫГЕЛЬ. Не обижайтесь, сестра. Это простая формальность. Итак, я вас покидаю. Только вот еще: помните, сестра, что самое главное — это обнаружить его "комплекс", забытое событие, которое привело к такому опустошению.
СЕСТРА АННА кивает. БУРДЫГЕЛЬ выходит и запирает дверь на засов. СЕСТРА АННА садится и молится. Пауза. ВАЛЬПУРГ просыпается и садится на постели. СЕСТРА АННА вздрагивает. Встает и стоит неподвижно.
ВАЛЬПУРГ. (сидя). Что за галлюцинация? Такого со мной еще не было. Что такое, черт возьми? Отзывайся.
СЕСТРА АННА. Я не призрак. Меня прислали, чтобы о вас заботиться.
ВАЛЬПУРГ (вставая). Ага, Новый замысел моих благородных палачей.
Замыслы адовы -
Ум калечить.
Душу забыли -
Ее не лечат.
Как вас зовут? Я два года не видел женщин.
СЕСТРА АННА (вздрогнув). Мое духовное имя — Анна.
ВАЛЬПУРГ (с неожиданным возбуждением). Что ж, сестра, поцелуй меня по-сестрински. Поцелуй меня. Сам я не могу. Ты красивая. Ах! Что за мученье! (Приближается к ней).
СЕСТРА АННА (пятясь, говорит холодно и отчужденно). Я здесь, чтоб успокоить вашу измученную душу. Я сама уже не живу. Разве вы не видите, какие на мне одежды?
ВАЛЬПУРГ (овладев собой). Ах - значит нельзя? Возьмем себя в руки. (Другим тоном). Я живой труп, сестра Анна. Мне нужна не забота, а только смерть.
СЕСТРА АННА. Я еще более мертва, чем вы. Вы поправитесь, и в вашем распоряжении будет вся жизнь. ВАЛЬПУРГ очень пристально вглядывается в нее.
ВАЛЬПУРГ. Почему вы - монахиня? Такая молоденькая, такая красивая.
СЕСТРА АННА. Не будем говорить об этом.
ВАЛЬПУРГ. Нужно говорить. Вы похожи на ту, которая была когда-то для меня всем, А может, мне кажется. Её уже нет в живых.
СЕСТРА АННА (вздрогнув). Нет в живых?
ВАЛЬПУРГ. В вашей жизни тоже было что-то похожее. Я это сразу почувствовал. Его тоже нет в живых? Правда?
СЕСТРА АННА. Ах, ради бога; не будем об этом. Я уже в ином мире.
ВАЛЬПУРГ. Но я не в ином. Как же я завидую этому иному миру, который вы выбрали себе сами, А я вынужден жить здесь, в этой ужасной тюрьме, в мире, навязанном мне моими палачами, в мире, который я ненавижу. А мой настоящий мир — это часы, которые беспрерывно тикают в моей голове — даже во сне, Я предпочел бы тысячу раз умереть. Но умереть мне нельзя. Таков закон по отношению к нам, безумцам, страдающим безвинно. Нас истязают, как наихудших преступников. А умереть нам не позволено, потому что общество доброе, очень доброе, и заботится о том, чтобы мы не избавились от мучений раньше времени. Ха! Снимите с меня эту проклятую рубаху! Она душит меня! Мне руки выворачивает из суставов.
СЕСТРА АННА. Я не могу. Доктор не разрешил.
ВАЛЬПУРГ (холодно). Значит, вы помощница моего палача? Хорошо. Прошу садиться. Поговорим. Время есть. О! Уменя масса времени! Только не знаю, чем его заполнить, А мыслей своих я уже не выношу — не выношу... (подавляет рыдания). А я вынужден думать все время, как машина. В моей голове работает адская машина. И я не знаю, на сколько часов и дней хватит ее завода. Не знаю, когда она взорвется. И жду. Иногда мне кажется, что эта мука не может дольше длиться. Но нет - проходит день, ночь, снова день, потом хлорал, морфий, сон, полный кошмаров, и это страшное пробуждение с таким чувством, что все начинается заново. И так опять и опять...
СЕСТРА АННА. Не надо так говорить, Я прошу, очень прошу: успокойтесь. Если я не смогу вам ничем помочь, я попрошу доктора, чтобы он освободил меня от этой обязанности.
ВАЛЬПУРГ (исступленно). О нет! Вы не уйдете отсюда! (Сдерживается; СЕСТРА АННА со страхом отступает). Извините меня, я уже вполне владею собой. Давайте продолжим разговор. Сейчас я успокоюсь. Поймите, я два года не видел женщин... Так о чем мы говорили? Ага - вы кого-то потеряли. Я тоже. Расскажите. Позвольте представиться. (Кланяется/ Вальпург. Мечислав Вальпург.
СЕСТРА АННА (в нерешительности). Вальпург? Это ваши стихи мы читали с женихом? Ах, это ужасно! Благодарю вас.
Сколькими чудесными минутами я вам обязана! И все так ужасно закончилось.
ВАЛЬПУРГ. Может именно потому, что вы читали мои стихи. Да и не все закончилось. Мир живет, как ни в чем не бывало. Но третий том неплох. Я знаю это. После третьего тома я оказался здесь. Алкоголь, морфий, кокаин - конец. А к тому же несчастье.
СЕСТРА АННА. Зачем вы это делаете, имея такой талант? Это уже счастье — быть таким художником, как вы.
ВАЛЬПУРГ. Счастье! Мука! Хотелось исписаться до дна и умереть. Но нет. Общество доброе. Спасло меня, чтоб я дожил эту жизнь в пытках. Ах, эта проклятая врачебная этика. Убил бы все это племя палачей, (Другим тоном). Знаете, когда я учился в академии, я изучал биографию Генриха фон Клейста. Er fuhrte ein Leben voll Irrtum. * Тогда я не мог этого понять. Теперь понимаю вполне.
___________
* Его жизнь была полна ошибок (нем.)
СЕСТРА АННА, Зачем вы отравляете себя наркотиками? Ответьте. Я не могу этого понять... Будучи таким художником.
ВАЛЬПУРГ. Зачем? Неужели вы не понимаете? Meine Korperschale konnte nicht meine Geistesglut aushalten. Кто это сказал? Пламя моего духа сожгло мою земную оболочку. Теперь понимаете? Мои нервы не могли удовлетворить это проклятое нечто, что заставляло меня писать, Я вынужден был отравлять себя, Я вынужден был добывать силы, Я не хотел, но был вынужден, А если уж весь механизм, старый, слабый механизм заставить так бешено вертеться, то он уже не может остановиться, независимо от того, творишь еще или уже нет. Мозг исчерпался, а механизм продолжает действовать. Вот почему художникам приходится сходить с ума. Что же делать с бессмысленно работающим мотором, который уже никто не в силах контролировать? Вообразите себе цех огромной фабрики, машины без людей. Все приборы давно миновали красную отметку, а все несется дальше, как бешеное.
СЕСТРА АННА, (слушала, заломив руки). Но почему теперь, в наше время, все кончается именно так? Прежде было иначе.
ВАЛЬПУРГ. Прежде не было "ненасытимости формы", в искусстве не было извращенности, А жизнь не была бесцельным движением бездушных автоматов. Общество не существовало, как машина. Были миазмы страдающих животных, на которых вырастали возвышенные цветы желания, силы, творчества и жестокости. Но не будем вдаваться в эти темы. Поговорим о жизни — нашей жизни. У меня столько же жалости к вам, сколько у вас ко мне.
СЕСТРА АННА. Боже. Боже. Боже...
ВАЛЬПУРГ. Ну, хватит. Есть только одно очевидное доказательство, что величие в искусстве сегодня исключительно в извращенности и сумасшествии — конечно же, я говорю о форме. Но у творцов, а не у шакалов, их форма связана с их жизнью. А теперь расскажите о себе. Кто был он?
СЕСТРА АННА (вздрогнула, говорит автоматически). Он был инженером.
ВАЛЬПУРГ. Ха, ха, ха, ха! Ну, и что дальше?
СЕСТРА АННА (оскорбленная). Почему вы смеетесь?
ВАЛЬПУРГ. Я вовсе не смеюсь. Просто я завидую ему. Он был колесом в машине, а не камешком среди зубчатых стальных колес. Дальше!
СЕСТРА АННА. Он любил только меня, но не мог порвать с одной... женщиной. И в конце концов покончил с собой. Выстрелил себе в висок. И тогда я ушла в монастырь.
ВАЛЬПУРГ. Счастливый! Не жалейте его. Значит, даже у инженеров теперь бывают такие проблемы. И из-за этого вы... Ах, как это чудовищно. Почему я не встретил вас раньше!
СЕСТРА АННА. И что б было? Вы б замучили меня, как и ту...
ВАЛЬПУРГ. Откуда вы знаете? Сию же минуту отвечайте, откуда вы знаете? Этого никто не знает. Кто вам об этом рассказал, сударыня?
СЕСТРА АННА. Я не сударыня, я всего лишь сестра.
ВАЛЬПУРГ. (совсем холодно). Откуда вы, сестра, об этом знаете? Это интересно. Я совершенно спокоен.
СЕСТРА АННА (грубо). Я ведь говорю с вами, знаю ваши стихи. Знаю, что с вами в данное время.
ВАЛЬПУРГ. Ах, да: я безумец в смирительной рубахе. Это так просто. Но не просто кого-либо так замучить, как я ее. Я не знаю, кто кого убил. Она принесла себя в жертву. В конце концов, я не виноват. Она умерла от воспаления мозга. И я не знаю, то ли я ее убил, то ли она меня убивает теперь — пытая, каждый день, систематично. После ее смерти я прочел ее дневник и тогда понял, как страшно, как адски ее мучил. Но она сама этого хотела. Убила себя, теперь убивает меня. Ах!!! (Рвется из смирительной рубахи).
СЕСТРА АННА. Почему вы здесь оказались?
ВАЛЬПУРГ. Слишком слабая система. Кокаин. Часовой механизм в голове. Этот вечный вопрос, кто кого убил. За сотую долю секунды во мне успевают мелькнуть две мысли, противоположные, как Бог и сатана. И наконец, в какой-то мере и стихи. Наверное, уже опубликованы. Моя сестра на этом зарабатывает. У меня есть сестра, которую я ненавижу. Немного буйства. И вот — я здесь. А здесь ведь выздороветь невозможно. Сами видите. Я вполне в форме, только у меня в голове маленький механизм. Кто раз сюда попадает, тот конченый человек. Потому что их лечение только усиливает помешательство, а каждая попытка обмануть их стоит столько, что потом делаешь какую-нибудь глупость, маленький ложный шаг, и сидишь дальше без конца.
СЕСТРА АННА. Таким незначительным представляется мне теперь все, что я пережила. Я верила в величие, в исключительность того, что произошло со мной. А теперь нет ничего, только страшная, безнадежная пустота. Его дух покинул меня навсегда.
ВАЛЬПУРГ (удовлетворенный). Покинул, но от стыда. Не мог ради вас бросить какую-то обезьяну, какую-то чертову старую корзину, какое-то свинство!! Что? Я точно знаю. В этом нет никакого величия. Его смерть была отвратительной слабостью. И ради вас он не мог этого сделать!!! А я? (Падает перед ней на колени). Прикоснитесь к моей голове. Может, эти часы остановятся хоть на минуту. У меня теперь тоже слагаются стихи, Но, думаю, они хуже. Я не могу писать. Карандашом тоже себя можно убить. Невозможно выправить строчки, а тут уже новые набегают. Сестра, подержите в своих руках мою голову. Ах, если б я мог отвинтить голову и положить ее в шкаф, чтоб она немного отдохнула. Я б тогда тоже отдохнул. Отдохните. Хоть немного. О да! Пожалуйста. (Берет его голову в свои руки и опускается на стул. Он кладет голову ей на колени,/ Развяжите мне руки, Я ведь вполне владею собой.
СЕСТРА АННА, Я не могу. Не просите меня об этом. Доктор бы меня...
ВАЛЬПУРГ (не вставая с колен, поднимает голову и гневно смотрит на нее). Доктор? Неужели вы хотите, чтобы мной овладел приступ бешенства? Здесь всегда так. Вы с ними в сговоре. Доводят до бешенства, а потом держат в смирительной рубахе. И так без конца. (Последние слова произносит с полным отчаянием).
СЕСТРА АННА (вставая). Сейчас, сейчас... Я знаю... Все - ничто. Для вас я сделаю все. (Поднимает его, поворачивает к себе спиной и развязывает рубаху. Вальпург поворачивается к ней и протягивает руки, освобождая их по локоть из рубахи. Он похож на боксера, готового к бою).
ВАЛЬПУРГ. Ну — теперь я свободен.
СЕСТРА АННА (со страхом). Но дайте мне слово, что больше ничего не случится.
ВАЛЬПУРГ. Ничего, кроме того, что мы будем хоть минуту счастливы. Вы единственная женщина на свете. Не потому, что вы случайно оказались первой женщиной, которую я вижу за два года, но в самом деле. Когда я с вами, для меня ничего не существует: все прошлое, эта тюрьма, пытки — все исчезло. Я чувствую, что еще что-нибудь напишу, У меня еще все может быть./Подходит к ней очень близко).
СЕСТРА АННА (не двигаясь с места). Я боюсь, Все это так страшно. Не приближайтесь.
ВАЛЬПУРГ. Неужели ты думаешь, что я сделаю тебе что-нибудь плохое? Неужели ты думаешь, что я могу пасть так низко, что поцелую тебя насильно? Я люблю тебя. Верь мне. Я вполне владею собой. (Берет ее за руку. СЕСТРА АННА вздрогнула, как от прикосновения раскаленным железом). Ты единственная. И эта минута тоже единственная. Она никогда не вернется; как все. Она существует только раз, и в ней должно свершиться все, что должно было свершиться на этой земле. Иначе — преступление, отравляющее своим ядом бесконечные поколения. Поцелуй меня. Как твое имя?
СЕСТРА АННА (безвольно). Алина.
ВАЛЬПУРГ (склоняясь лицом к ее лицу). Алинка, ты меня любишь. Не думай, что я всегда такой противный. Раньше у меня не было бороды и усов. Но я один раз хотел полоснуть себя бритвой, и меня перестали брить.
СЕСТРА АННА. Ах — не говорите так. Я люблю вас. Во всем мире нет никого, кроме вас. Даже вечные муки...
ВАЛЬПУРГ (беря ее голову в свои руки и глядя ей в глаза). Нет никаких вечных мук, только преходящая кара и награда. Поцелуй меня. Сам я не смею...
СЕСТРА АННА (вырываясь). Только не это, не это! Я боюсь...
ВАЛЬПУРГ (срывает с ее головы монашеский убор и обнимает ее с дикой страстью). Ты должна. Должна. Эта минута единственная... (Целует ее в губы, кланя на спину. СЕСТРА АННА безвольно поддается).
АКТ ВТОРОЙ
Те же декорации. Начинается утро следующего дня. Становится все светлее, но погода пасмурная. Все сильнее гром и молния.
СЕСТРА АННА (надевая на голову монашеский убор). Теперь я должна тебя опять связать. Как это ужасно! Но у тебя будет это. Даю тебе это как талисман (снимает с цепочки и дает ему железный крест, который был у нее на груди). У меня уже нет права его носить. Я носила его по особому разрешению сестры-настоятельницы. Этот крест достался мне от моей матери,
ВАЛЬПУРГ. Благодарю тебя, Алинка, Благодарю за все (берет крест и прячет его между досками топчана). Если б там были карандаши и бумага, но никогда мне их не давали, (Возвращается к ней и целует ей руку/, А знаешь, я только теперь понял, как я несчастлив — теперь, когда ты меня любишь. Вчера мне казалось невероятным счастьем поцеловать твои волосы. Сегодня, когда ты моя, все — ничто. Я хочу выйти отсюда, писать, работать, сбрить бороду и усы, снова быть хорошо одетым. Мне хочется жизни, совсем обычной жизни, Я должен отсюда выйти. Увидишь. Ты мне дала силы преодолеть все. Мы выйдем отсюда вдвоем.
СЕСТРА АННА (целуя его). Я чувствую абсолютно то же самое. Я тоже уже не монахиня. Мне хочется обычной, спокойной жизни. Я так настрадалась.
ВАЛЬПУРГ (уныло). Да — ты-то, конечно, выйдешь. Ты не в тюрьме. (С внезапным беспокойством/, Алинка,- не изменяй мне. Этот доктор Бурдыгель мой худший враг. Уж лучше этот Грюн, хотя тоже отвратительный скот. Не изменишь? Я боюсь, что разбудил в тебе желание, и теперь, если пару дней ты не увидишься со мной, то тебе понравится кто-нибудь другой.
СЕСТРА АННА (закидывает руки ему на шею). Я люблю тебя. Тебя одного на всю жизнь, Я сама готова тут остаться, лишь бы только ты мог выйти отсюда, Я люблю тебя ради тебя самого. Ты должен исполнить свое предназначение.
ВАЛЬПУРГ (целуя ее). Бедная детка. Я боюсь за тебя. Во мне есть какая-то сила, над которой я невластен. Все должно произойти — д о л ж н о произойти по необходимости. У меня нет воли в обычном смысле. Надо мной или во мне есть какая-то высшая сила, которая делает со мной, что хочет.
СЕСТРА АННА. Это творчество. А может это Бог. Он нас простит. И моя мать тоже простит меня, хотя она и была святой.
ВАЛЬПУРГ. Погоди, я не все тебе рассказал. Мне кажется, это я ее убил. Но ты не знаешь...
СЕСТРА АННА (вырывается от него). Не говори, ничего не говори. Быстро одевайся. (Надевает на него смирительную рубаху). Они могут прийти с минуты на минуту. (Он становится к ней спиной, она завязывает рукава рубахи).
ВАЛЬПУРГ. Но ничего не изменилось? Ты так странно говоришь, как будто вдруг перестала меня любить.
СЕСТРА АННА (заканчивая завязывать рукава). Нет. Я просто боюсь. Боюсь за наше счастье (Поворачивает его к себе, быстро целует). А теперь ложись и сделай вид, что спишь. Быстро. (Подталкивает его к топчану).
ВАЛЬПУРГ (укладываясь). Помни, не изменяй мне. На свете столько хорошо одетых людей — столько каналий.
СЕСТРА АННА. Глупости выдумываешь. Тихо! Кажется, они идут.
ВАЛЬПУРГ ложится и притворяется спящим. СЕСТРА АННА садится на стул и молится. Пауза. Отодвигается засов на двери и входит доктор Бурдыгель. За ним сестра Барбара и Грюн.
ГРЮН (в дверях обращается к кому-то, кто находится снаружи). Можете остаться.
БУРДЫГЕЛЬ (подходит к сестре Анне и тихо говорит). Ну что? Как там?
СЕСТРА БАРБАРА целует в лоб СЕСТРУ АННУ, а та целует ей руку.
СЕСТРА АННА. Ничего. Все хорошо.
БУРДЫГЕЛЬ. Он все время спал?
ГРЮН внимательно прислушивается.
СЕСТРА АННА. Нет, Один раз просыпался. Разговаривал вполне здраво. Рассказывал мне о своей жизни, Я не знала, что это тот самый знаменитый Вальпург. Затем спокойно уснул. Вторично уже не просыпался.
ГРЮН. Что я говорил! Начинается распутывание комплекса. Сам уснул во второй раз без хлорала. Случалось ли у вас такое когда-нибудь, коллега?
БУРДЫГЕЛЬ. У меня, вообще-то, никогда, Я никогда не употреблял хлорала. Но этот факт удивителен – тем более в период буйства. Слушайте, Грюн: я лишен предрассудков. Если хотите впредь испытывать свои методы — пожалуйста. Я согласен. Даже — скажу откровенно — я начинаю проникаться доверием к психоанализу. Отдаю вам этого пациента. Правда, в ваших теориях многовато эротики. Это единственная вещь, которая меня отвращает.
ГРЮН. Но, коллега, эротика — важнейшая вещь. Ведь комплексы зарождаются именно в этой сфере. Позвольте разбудить пациента.
БУРДЫГЕЛЬ. Валяйте.
ГРЮН. Эй! Вальпург! Слушайте, это я — Грюн.
ВАЛЬПУРГ (делает вид, что просыпается. Потягивается на постели и садится. Пауза). А, это вы, доктор. Давно я вас не видел. Люблю с вами побеседовать. Почему вы не приходите? Наверное, Бурдыгель запретил вам?
ГРЮН. А вот и нет. Он отдал мне вас в полное мое распоряжение. Я обязательно вас вылечу. Как вам пришлась беседа с сестрой Анной? Это была моя идея.
ВАЛЬПУРГ. Чудесно. Это святая женщина. Никогда я не чувствовал себя так великолепно, даже в лучшие времена, Я хотел бы писать.
ГРЮН. Отлично. Сегодня получите карандаш и бумагу. А также книги. Какие вы хотите?
ВАЛЬПУРГ. Все сочинения Тадеуша Мициньского и второй том Logishe Untersuchungen Гуссерля. Может быть, еще Морэаса. И мой собственный третий том. Я чувствую себя чудесно. Может быть, вы представите меня той величественной даме в монашеском одеянии. Если не ошибаюсь, княгиня Завратынская, как мне кажется. (Встает).
СЕСТРА БАРБАРА. Господин Вальпург, я сестра Барбара, настоятельница ордена добровольных мучениц. Прошу не забывать об этом.
ГРЮН. Раз господа знакомы, нет необходимости представлять вас друг другу.
ВАЛЬПУРГ. Грюн, а, может, вы снимите с меня эту рубаху? Я уже совсем обессилел, и к тому ж я вполне в форме. О буйстве не может быть и речи. Даю вам слово чести. Я выспался, как сорок сусликов.
БУРДАГЕЛЬ (прерывает беседу с СЕСТРОЙ АННОЙ). А вот что до этого, то нет! Что значит слово чести сумасшедшего? Этого никто не знает. А сдерживаемое бешенство вырывается порой с удвоенной силой. Я не даю согласия.
ВАЛЬПУРГА охватывает приступ ненависти.
ВАЛЬПУРГ. Но, господин доктор, Грюн отвечает за меня головой. Не правда ли, Грюн?
ГРЮН. Да. Слушайте, Бурдыгель: или-или — или это мой пациент, или нет. Половинчатые меры ни к чему не ведут.
БУРДЫГЕЛЬ. Ну, хорошо. Валяйте. Но что скажет профессор?
ГРЮН. В связи с такими результатами, профессора я тоже беру на себя. Вальпург, я снимаю с вас смирительную рубаху и с сегодняшнего дня считаю вас выздоравливающим. Повернитесь.
ВАЛЬПУРГ поворачивается к нему спиной. ГРЮН развязывает ему рукава.
СЕСТРА БАРБАРА. Не слишком ли рано, господин Грюн?
ГРЮН. Сестра Барбара, не встревайте не в свои дела. Если проанализировать вас, то пришлось бы вам уйти из монастыря. У вас комплекс страдания за вину перед мужем. А в жизни вы истязали его, как наихудший палач. Я все знаю.
СЕСТРА БАРБАРА. Не забывайтесь, господин Грюн. Не повторяйте мне городских сплетен из самых низких сфер.
ГРЮН. Это не сплетни. Это открытый мною факт. Вы свободны, Вальпург. А через полгода мы вместе выйдем отсюда в город. Слушайте, только меньше сопротивляйтесь. Проникнитесь ко мне доверием.
ВАЛЬПУРГ (подает ему руку). Благодарю вас. (СЕСТРЕ БАРБАРЕ). Наконец нашелся человек, который выказал мне признание, как сумасшедшему. Как поэт, я был достаточно признан. (Подает руку СЕСТРЕ БАРБАРЕ, которая здоровается с ним неохотно). Грюн, дайте карандаш и лист бумаги. Я должен записать первую строфу стихотворения. Я проснулся с мыслью о нем. Я сделаю из этого чудную вещь.
ГРЮН дает ему блокнот и карандаш. ВАЛЬПУРГ начинает записывать, стоя.
ГРЮН (СЕСТРЕ БАРБАРЕ). Видите, сестра, как надо поступать с больными. Наши больницы хуже средневековых тюрем. Только психоанализ спасет человечество от чудовищного кошмара психбольниц. Да что говорить, тюрьмы опустеют, если все будут подвергаться обязательному очищению от комплексов — с самого детства. Ручаюсь, что у него (указывает на ВАЛЬПУРГА/ комплекс сестры-близнеца с тех времен, когда он был еще эмбрионом. Потому он и не может по-настоящему любить. Он подсознательно любит свою сестру, вопреки тому, что в нормальном сознании испытывает к ней подлинную ненависть. Вальпург, первая ассоциация со словом "сестра".
ВАЛЬПУРГ (медленно идя направо). Остра - пещера - двое сирот на необитаемом острове - повесть "Голубая лагуна» Дэ Вэр Стэкпула.
ГРЮН. Видите, сестра? Пещера - это материнское лоно. Необитаемый остров - то же самое. Я распутал комплекс. Эта повесть - вы ее знаете, сестра? - это второй пласт - он лег в уже готовое психическое русло. Вальпург, через две недели вы будете здоровы, как бык.
ВАЛЬПУРГ (не обращая внимания на ГРЮНА, говорит БУРДЫГЕЛЮ). Господин доктор, мне кажется, нельзя так долго флиртовать с монахиней.
СЕСТРА АННА (поспешно). Мы говорим только о вас.
ВАЛЬПУРГ. Мои признания были предназначены только вам, сестра Анна.
ГРЮН (СЕСТРЕ ВАРВАРЕ). Видите, сестра, как здраво он рассуждает. В нем проснулся здоровый инстинкт жизни. Он ревнует - может влюбиться.
БУРДЫГЕЛЬ. Нет, порой я просто готов смеяться надо всей этой психоаналитической цирюльней. Ха, ха, ха, ха!
ВАЛЬПУРГ хватает БУРДЫГЕЛЯ за волосы и со страшной силой ударяет карандашом в левый висок. БУРДЫГБЛЪ беззвучно валится на пол.
ВАЛЬПУРГ (спокойно). Это тебе за флирты с духовными особами! (Пинает БУРДЫГЕЛЯ ногой). Подыхай себе, живодер! Жалею, что я не смог его попытать. Вот он, здоровый инстинкт жизни. Грюн, дайте мне перочинный нож. Карандаш сломался. Твердый череп у этого кретина, но вы уже избавлены от конкурента.
СЕСТРА АННА (застыла пораженная). Что вы наделали? Теперь все пропало. (Теряет сознание и падает на пол).
ГРЮН (подбегая/, Вальпург, вы с ума сошли! У меня слабое сердце. О Боже! Бедный Бурдыгель! (Щупает пульс у БУРДЫГЕЛЯ). Труп. Он угодил ему прямо в висок.
ВАЛЬПУРГ. Теперь я совершенно здоров. Я отождествил его с сестрой и убил их обоих одним ударом. Уверен, что и она в эту минуту умерла. Ха, ха! Комплекс распутан. Если психоанализ чего-либо стоит, то теперь меня следует отпустить на волю. Теперь я совершенно безопасен.
ГРЮН. Слушайте, Вальпург, уж не издеваетесь ли вы часом надо мной?
ВАЛЬПУРГ. Нет — я говорю серьезно: я здоров. Этот удар в тот череп излечил меня. Поэтому я не отвечаю за это убийство, но отвечаю за каждую минуту, которая наступит. Сестра-настоятельница, придите в себя: я защитил честь духовной особы от нападок обычного дон жуана во врачебном халате. Не так ли? Я уверен, что этот душевед имел энное количество романов в женском отделении.
СЕСТРА БАРБАРА. Неуместные остроты. Вы законченный безумец. А если нет, то вы обычный преступник. (Идет к СЕСТРЕ АННЕ и приводит ее в чувство).
ГРЮН. Это неслыханно! Значит, вы в самом деле чувствуете себя хорошо?
ВАЛЬПУРГ (с нетерпением). Я уже сказал. И каждый, кто будет говорить со мной, как с безумцем, будет моим личным врагом. Дайте мне завтрак — я голоден. И прошу вас: займитесь сестрой Анной. Разве вы не видите, что ей плохо. Княгиня не может привести ее в чувство.
ГРЮН. Не могу поверить. Он сам развязал свой комплекс, как шнурки на ботинке! Это неправдоподобно! (Идет к двери).
СЕСТРА АННА (приходя в себя). Ах! Что теперь будет.
СЕСТРА БАРБАРА (гневно). То же, что и было. Бог ведает, что творит. Где твой крест?
СЕСТРА АННА (вставая). Все произошло так потому, что сегодня я оставила свой крест в келье. Талисман матери хранил меня от всего.
ГРЮН (зовет в дверь). Альфред, Пафнутий! Завтрак двадцатому номеру! Показываются прислужники.
СЕСТРА БАРБАРА (СЕСТРЕ АННЕ). Стыдись верить таким предрассудкам. Сейчас же иди к исповеди. Входят прислужники и застывают при виде трупа БУРДЫГЕЛЯ.
СЕСТРА АННА. Может, завтра. После всего этого я не в состоянии. Мне нужно разобраться со своей совестью.
СЕСТРА БАРБАРА, (подталкивая ее к двери). Иди сию же минуту! Слышишь!
ВАЛЬПУРГ (СЕСТРЕ АННЕ). Сестра, выспитесь и приходите сегодня вечером. На меня прекрасно действуют эти признания. Не могу же я говорить о себе с таким идиотом, как Грюн.
СЕСТРА БАРБАРА (поворачиваясь). Нет — с этим покончено. Я не дам своих сестер в жертву убийцам.
ВАЛЬПУРГ. Грюн, перочинный нож.
ГРЮН (машинально подавая ему нож). Ну, сестра Барбара, он будет завязан в смирительную рубаху. Для безопасности, хотя могу ручаться, что другого преступления уже не будет. (Прислужникам). Что вы таращите глаза? Быстро подать завтрак. (Прислужники выходят). Он почти полностью здоров. Юнг описывает подобный случай. Его пациент стал образцовым мужем и прекрасным архитектором, когда укокошил тетку, которая пришла его проведать. У него был комплекс тетки, и он избавился от него. А довел его до этого именно психоанализ.
СЕСТРА АННА (неестественно). Если нужно даже жизнью пожертвовать, я готова. Сестра Барбара, умоляю тебя, позволь мне пострадать за великие мои грехи.
СЕСТРА БАРБАРА. Хорошо — я согласна. Может, этого хочет Бог. Может, есть в этом некий высший смысл, непостижимый для нас — нищих духом. Иди спать, сестра Анна, и не ходи сегодня к исповеди. А вечером придешь в десять на дежурство.
Обе выходят, минуя прислужников, несущих завтрак.
ВАЛЬПУРГ очинил карандаш и пишет.
ГРЮН. Ешьте, Вальпург. Вам следует здорово подкрепиться после всего этого. Как психоаналитик, я понимаю и прощаю все. Нет преступления без комплекса, а комплекс — это болезнь.
ВАЛЬПУРГ. Сейчас — не мешать. Последнее стихотворение... Нужно второе лицо единственного числа от ... (Пишет).
ГРЮН (прислужникам). Что стоите, растяпы? Унесите труп господина доктора в седьмой павильон.
Прислужники берут труп Бурдыгеля и выходят.
ВАЛЬПУРГ. Закончил. Теперь я стер последний след помешательства в своем мозгу. Часы перестали идти. Нет у меня никаких угрызений совести. (Садится завтракать. Все сильнее буря. Глубокую тьму бурого оттенка разрывают зеленые молнии. В окно хлещет дождь).
ГРЮН. Превосходная наука для старой психиатрической школы. Я напишу о вас монографию. Я прославлюсь на весь свет.
ВАЛЬПУРГ (сидит и ест). Наилучшую науку психиатрия получила в лице господина Бурдыгеля. Я никогда не любил этого дурака и его манер в отношении женщин. Я давно его знаю. Он чуял во мне жертву уже лет пять. Но когда он соединил меня с сестрой, это было уже нестерпимо. Ха, ха, ха!
ГРЮН (бросается к нему и обнимает). Вальпург! Вы гениальнейший парень на свете. Я люблю вас. Мы вместе создадим нечто превосходное.
ВАЛЬПУРГ (вдруг встает и отталкивает ГРЮНА, который еле удерживается на ногах). А теперь хватит этих фамильярностей! Не дурите мне голову! Идиот! Панибратствует со мной, как с первым лучшим психиатрическим экземпляром. Держать дистанцию! Понял?!
ГРЮН (отскакивая). Отдай нож! Отдай нож!
ВАЛЬПУРГ (бросает ему нож под ноги, ГРЮН его поднимает). На, трус! Мне вполне хватает одного убийства в день. Не имею привычки топтать тараканов. Вон!
ГРЮН (пятясь к двери, открывает нож). Пафнутий! Альфред !!! (Влетают прислужники). Номер двадцатый в смирительную рубаху! Быстрей!! (Прислужники с бешеной скоростью бросаются на ВАЛЬПУРГА, надевают на него рубаху и завязывают рукава. ВАЛЬПУРГ нисколько не противится).
ВАЛЬПУРГ. Ха, ха, ха, ха, ха!! Игра в мимикрию. Безумцы самые ловкие среди людей. Даже звери со своими чудеснейшими инстинктами глупее их.
ГРЮН (закрывая нож). Смейтесь, Вальпург. Смейтесь. Все равно. Выздоровеете. Мне нет дела до вас и ваших глупых стихов. Важно только то, что так называемая Dementia praecox излечима благодаря распутыванию комплексов. Пошли отсюда. (Идет к дверям, за ним прислужники).
АКТ ТРЕТИЙ
Картина первая
Те же декорации. Ночь. Под потолком горит лампа. СЕСТРА АННА развязывает на ВАЛЬПУРГЕ смирительную рубаху.
СЕСТРА АННА. Ты очень устал, мой дорогой бедняжка?
ВАЛЬПУРГ. Ничуть. Весь день спал, как убитый. Отоспался за пятнадцать лет бессонницы. Я чувствую себя отлично. (СЕСТРА АННА снимает с него рубаху. Он поворачивается к ней лицом). И даже знаешь, после всего этого эта камера кажется мне единственным достойным меня местом жительства. У меня вовсе нет охоты выходить отсюда. Прочти стишок. Сам я не могу — волнуюсь.
СЕСТРА АННА (читает).
Ах! Благодать какая:
Я Библию под деревом читаю, а время тает.
Наркотики в цветах — безвредны — скрыты.
Цветы росой умыты. Их солнце греет.
И ранний ветер чистотою веет.
Мне дайте молока парного,
Яиц и хлеба — всего простого.
Здоровым парнем хочу я быть,
На воле жить и добро творить.
"Зачем? Чего ради?" — вопрос проклятый
Ума коснется, и сразу все яды
Мне кровь отравят, отнимут разум,
И как безумец, в слепом припадке,
Бледный, я брошусь в дикую схватку
С кем — неизвестно:
С силою ада иль с силой небесной?
Бог или дьявол командует мною?
- "Оружие к бою!", "Марш!"
Это мозгов моих — вбитый в чужие извилины — фарш.
Замечательно! Но когда ты будешь со мной, все будет иначе. Правда? Никаких ядов. Я заменю тебе все.
ВАЛЬПУРГ. Может, так и будет. Однако прежде всего, кроме всего, надо отсюда побыстрее выбраться. Только слишком не восхищайся моими творениями. Это начало совсем новых вещей, но само по себе оно ничто.
СЕСТРА АННА, (садясь рядом с ним). Знаешь — меня мучит совесть, что я такая счастливая. Ах, если б я могла хоть немного страдать. Мне тоже уже совсем нет никакого дела до жизни за стенами этой камеры. Если б нас тут оставили на целую вечность, я б уж больше ничего не хотела. Мне так ужасно хорошо с тобой. Все обрело смысл. А представь, сколько времени я жила в полной бессмысленности. Должна признаться тебе, что то, что ты убил Бурдыгеля, разожгло мои чувства просто до исступления. Так страшно ты мне нравишься! Ужасно!
ВАЛЬПУРГ (обнимая ее с нахлынувшей страстью). Моя двуличная девчонка! (Другим тоном). Если б я еще мог писать, когда остаюсь один! Я должен вполне овладеть собой, чтобы этот болван не велел надевать на меня смирительную рубаху. Вчера я не мог себя побороть: я должен был убить эту бестию.
СЕСТРА АННА. Не говори больше об этом, Мечю. Отдохни. Прислонись ко мне и забудь обо всем. Я б хотела вознаградить тебя за эти два года муки. Совсем неизвестно, что нас ждет.
ВАЛЬПУРГ. Все еще будет хорошо. Мы уедем куда-нибудь далеко: хоть в тропики. Там я был с ней. На Цейлоне. Но теперь ее тень не будет нам мешать. Все то было помешательством. Таким же, как твоя любовь к этому твоему идиоту. Мы предназначены друг для друга. Мы та идеальная пара людей, которые должны были встретиться во вселенной. Ах — почему это не случилось раньше!
СЕСТРА АННА. А может, это и к лучшему? Иначе мы не смогли бы оценить друг друга.
ВАЛЬПУРГ. Дай губы. Я люблю тебя. Ты одна соединена во мне со всем тем, что я хочу написать. Для тебя я могу создать вещи, которые без твоей любви навсегда остались бы невыраженными.
СЕСТРА АННА. Мой единственный...
Долго целуются, все более страстно. Неожиданный шум отодвигаемого дверного засова и врываются: ГРЮН, двое прислужников и СЕСТРА БАРБАРА. Те двое разнимают объятия.
ВАЛЬПУРГ. Слишком поздно! (Стоит, скрестив руки на груди. СЕСТРА АННА сидит, оцепенев, пораженная и пристыженная).
ГРЮН. Ха, ха! Вернее, слишком рано. Да, так, сестричка! На этом основывается спасительное воздействие на моего пациента. (Все стоят так, что ГРЮН ближе всех к ним обоим, дальше направо СЕСТРА БАРБАРА, а еще дальше прислужники. Составляют равномерный ряд до рампы). Однако был прав покойный Бурдыгель. (СЕСТРА АННА бросается к нему, но теряет сознание и падает). Но психоанализ и с этим сумеет справиться.
СЕСТРА БАРБАРА. Это страшно! Преступница и распутница в монашеском одеянии. Я этого не переживу! (Закрывает глаза руками).
ГРЮН (прислужникам). В смирительную рубаху его! Я ему покажу! Он скрыл от меня неизвестный комплекс. А делал вид, что у него комплекс сестры. Но в обмане тоже должна быть скрыта правда. Это основополагающее утверждение Фрейда.
Прислужники бросаются на ВАЛЬПУРГА.
ВАЛЬПУРГ (страшным голосом). Всем стоять на местах!!! Ни шагу!!! (Все застывают там, где стояли, захваченные врасплох этим окриком и так остаются, ВАЛЬПУРГ с бешеной скоростью выхватывает из щели в топчане крест и кричит). Сейчас я вам кое-что покажу, психические убийцы!! (Те, как загипнотизированные, застывают в ожидании/ Сброд!!! (Вскакивает на стол, крестом разбивает два стекла в окне и завязывает за решетку между ними один рукав смирительной рубахи. Другой рукав он завязывает у себя на шее и стоит на столе, наклонившись вперед, обращенный лицом к зрительному залу, с распростертыми руками в такой позе, как будто собирается броситься вниз/, А теперь смотрите, что будет, и пусть это злодеянием падет на вас! (Падает вперед и вниз).
Картина вторая (без антракта/
За то время, пока занавес опущен (это должно длиться как можно короче/ актер отвязывается и быстро уходит в гардероб, а рабочие сцены завязывают в рукава смирительной рубахи манекен, полностью похожий на ВАЛЬПУРГА (маску должен сделать хороший скульптор/, но в позе повешения — и потом убегают как можно скорее. Занавес поднимается, на сцене все должны стоять в тех же позах, что и в первой картине. Длится это мгновение (1-2 секунды).
ГРЮН (бросаясь к трупу ВАЛЬПУРГА). Отвязать его!!!
Прислужники бросаются и достают труп Вальпурга из рукавов рубахи, ГРЮН его рассматривает. СЕСТРА АННА срывается с места.
СЕСТРА АННА. Что случилось?
СЕСТРА БАРБАРА. Твой любовник повесился, ты, бесстыжая! Вот что случилось! Пусть Бог тебя простит… Я не могу. Я замкну тебя на всю жизнь. Сгниешь в подземелье... Ты... (Давится яростью и негодованием).
СЕСТРА АННА (глядя на труп). Ах! Ах! Ах! (С внезапным бешенством). Это вы его убили — злодеи!!! (Бросается к трупу).
ГРЮН (вставая). Труп. Сломан позвоночник. Эпистрофий вонзился в продолговатый мозг. Пропал экземпляр. Вот в чем вопрос: он умер больным или это был последний поступок больного, благодаря которому он мог выздороветь? А может, он повесился уже как человек здоровый? Это было бы ужасно!
СЕСТРА АННА (у трупа). Спасайте его вместо того, чтоб болтать глупости! Он еще теплый.
ГРЮН. Я сказал, он мертв. Вы совсем не знаете анатомии, сестра. Уничтожен центр дыхания. Здесь даже психоанализ не в силах помочь. Но что это у него в руке? Чем он выбил стекло? Я совсем забыл об этой проблеме. (Подходит к трупу).
СЕСТРА АННА (вырывая крест из стиснутой руки трупа). Это мое! Я не отдам. Я дала ему это как талисман!
ГРЮН. Сию же минуту отдайте это (вырывает крест у нее из рук). Крест. Тот, который ты носила всегда на груди. (Поворачивается к СЕСТРЕ БАРБАРЕ).
СЕСТРА БАРБАРА. Двойное кощунство. Это крест ее матери, который я разрешила ей носить из милости, за ее безупречное поведение.
СЕСТРА АННА (встает и, шатаясь, как пьяная, подходит к СЕСТРЕ БАРБАРЕ). Помилуй! Прости! Я умру от отчаяния. Теперь у меня уже не осталось ничего: даже способности страдать. (Падает перед СЕСТРОЙ БАРБАРОЙ на колени).
СЕСТРА БАРБАРА. Твое место на улице! Тряпка! Прочь от меня!
СЕСТРА АННА на коленях клонится лицом к полу и застывает в этой позе. Руки ее судорожно вцепились в помятый головной убор.
СЕСТРА БАРБАРА становится на колени и молится.
ГРЮН. Ну — Альфред! Пафнутий! Уберите труп номера двадцатого в прозекторскую. Этот идиот профессор Валльдорф обязательно захочет распотрошить мозги в поисках анатомических изменений. Ха, ха! Пусть ищет! (Прислужники берут тем временем труп Вальпурга и несут к двери). (СЕСТРЕ АННЕ). Ну — сестра Анна, выбирайтесь из этого оцепенения и наконец уйдем отсюда.
В эту минуту дверь отворяется, и входит ВАЛЬПУРГ. Он выбрит, без усов. Волосы пострижены. Одет в великолепно сшитый костюм, В петлице желтый цветок. За ним входит БУРДЫГЕЛЪ, одетый в черный костюм английского покроя. В руках он несет женское платье из ткани, в которой сочетаются черный, голубой и фиолетовый цвета, а также дамскую шляпу. За ним показывается профессор ВАЛЛЬДОРФ.
ВАЛЬПУРГ. Алинка! Встань! Это я, Мечю.
Все столбенеют. СЕСТРА БАРБАРА подхватывается с колен. ГРЮН с открытым ртом вглядывается в ВАЛЬПУРГА не в состоянии дохнуть. Прислужники выпускают из рук труп Вальпурга, который в полной тишине с шумом падает на пол. СЕСТРА АННА срывается с места и, онемев, глядит на ВАЛЬПУРГА.
СЕСТРА АННА (бросаясь к ВАЛЬПУРГУ/, Мечю, Это правда? А это? (Указывает на труп). Ах — все равно, я, наверное, сойду с ума от счастья! Какой ты красивый! Мой единственный! (Падает в его объятия. Целуются).
БУРДЫГЕЛЪ. Идем в город. Вот — здесь платье для вас, госпожа Алина, и шляпа. Мы с Мечиславом выбирали это наспех. На глаз. Вам следует переодеться. Может, пока вас это устроит.
ВАЛЬПУРГ. Пойдем. Теперь я действительно вполне здоров: здоров и счастлив. Я напишу чудесные вещи. (Уводит Алину. За ним идет к выходу БУРДЫГЕЛЪ).
БУРДЫГЕЛЬ. Будьте здоровы, Грюн, И после всего этого проанализируйтесь основательно. (Уходит. В дверь просовывает голову профессор ВАЛЛЬДОРФ).
ВАЛЛЬДОРФ. Ну и как, господа? Хи, хи, хи!!
ГРЮН (побелевшими губами). Про-фес-сор... Я... Я... не знаю. (Вдруг кричит страшным криком). Я не знаю, что это значит, черт побери!!! (Медленно подходит к дверям, обхватив руками голову... СЕСТРА БАРБАРА смотрит сумасшедшим взглядом, гневно. Прислужники смотрят то на труп, то на ВАЛЬПУРГА).
ВАЛЛЬДОРФ. Вот и все. С психиатрией покончено. Возвращаюсь к хирургии. Операции на мозге некогда сделали меня знаменитым. А Бурдыгеля беру в ассистенты...
ГРЮН (бросаясь на него). Ааааа!!! Это шантаж!!!
ВАЛЛЬДОРФ. О нет! (Отталкивает его). Гоп! ля! (Закрывает дверь и снаружи задвигает засов. ГРЮН стоит беспомощно, дико глядя на оставшихся).
ГРЮН. Сейчас – вот - в данную минуту — возник во мне новый комплекс. Но какой? (Кричит). Я не знаю, что все это значит! (Прислужники вдруг отскакивают от трупа Вальпурга и, рыча в диком страхе, бросаются к дверям и лихорадочно стараются их открыть).
СЕСТРА БАРБАРА (в диком отчаянии). Вот она, ваша психиатрия!! (С плачем). Я уже не знаю на старости лет, кто безумец — я, или вы, или они. О Боже, Боже! Смилуйся надо мной! Я, наверное, уже сошла с ума, (Падает на колени, протягивая руки к небесам).
АЛЬФРЕД. Это мы теперь сумасшедшие. Нас навек заперли. А тут лежит этот, а туда вышел номер двадцатый без бороды.
ПАФНУТИЙ (указывая на Грюна). Это он - он самый что ни на есть сумасшедший. Бей его! Фрэд! Давай! Сколько сил хватит!
ГРЮН. Постойте! Я вам это растолкую. Может, заодно и сам для себя это уясню.
ПАФНУТИЙ. Растолковывай себе, раз ты такой умник. Вот - тебе!
Бьет его. За ним бросается АЛЬФРЕД, и оба колотят ГРЮНА. СЕСТРА БАРБАРА бросается на защиту и оказывается между дерущимися. Возникает так называемая "общая рукопашная схватка в русском стиле", напоминающая так называемый "самосуд". Все четверо катаются по полу, лупят друг друга куда попало. В этой куче оказывается и труп Вальпурга, который швыряют туда-сюда. Ослепительный голубой свет, падающий с высоты из рефлектора, освещает эту сцену. Верхняя лампа гаснет, и в остром эллипсе светового пятна видна только мешанина копошащихся тел. В это время занавес медленно опускается.
Конец
|